ИСФАНДИЁРИ НАЗАР: «ПОСТ-ЛОИҚОВСКОЕ И „НАЦИОНАЛЬНОЕ САМОСОЗНАНИЕ“ ПОСЛЕ КАНОАТА, БОЗОРА И ГУЛРУХСОР – ЭТО САМООГРАНИЧЕНИЕ»
«Ойина» планировала опубликовать 20 мая, в день рождения великого современного таджикского поэта Лоика Шерали, интервью на тему поэзии, поэтов и места Лоика Шерали в современной таджикской литературе с Исфандиёром Назаром, одним из других выдающихся поэтов нации, чья поэзия наполнена болью таджикского народа. Однако по ряду причин мы не смогли опубликовать это интервью в день рождения Лоика Шерали, который, если бы судьба была к нему благосклонна, отметил бы своё 82-летие.
Тем не менее, творческий коллектив считает, что напоминание о человеке, который указал нации путь к её сущности и существованию, никогда не бывает поздним. Поэтому мы публикуем это интервью с глубокими извинениями перед духом Лоика Шерали и нашими уважаемыми читателями.
“Ойина”: — Лоика Шерали помнят как поэта, который сломал стереотипы и вывел поэзию из рамок устоявшихся канонов. Произошёл ли этот прорыв и в какой форме?
И. Назар: — Прежде чем ответить на ваш вопрос, я хотел бы подчеркнуть, что лучше не называть Лоика Шерали просто Лоиком Шерали и не использовать слово “учитель”, которое ныне прилипло к именам всех подряд и обесценилось, перед именем такого поэта, как Лоик Шерали. Почему? Потому что называть молодого и неопытного поэта учителем по сравнению с великим поэтом — это на самом деле унижение как звания, так и поэзии, и положения самого поэта. Я предложил использовать слово “великий учитель” для описания выдающихся национальных поэтов. Хотя я вижу, что и это слово стали применять к поэтам с посредственной поэзией.
Поэтому таких поэтов, как предводитель каравана Рудаки, Хаким Фирдоуси, Носир Хисрав Кубодиёни, домулло Айни, великий Лохути, эпический поэт Муъмин Каноат и солнце последней сотни лет таджикской поэзии Лоик Шерали, я считаю и называю “великими учителями”.
Теперь о вашем вопросе: после страстной, любовной, мистической и патриотической поэзии великого учителя Лохути таджикская поэзия действительно превратилась в лозунг. Но это не значит, что таджикская поэзия на какое-то время умерла, нет! Поэзия жила, но её затолкнули в рамки сухой идеологии и программы «патриотизма». Поэзия потеряла свою основную суть и начала восхвалять каналы, хлопковые поля и женщин, собирающих хлопок.
Приведу пример: в нашей деревне Усто Рахим, играя на дафе, до конца своей жизни исполнял газель «Канал пришел» Лоика Шерали:
«О, ветер, донеси от нас друзьям, канал пришёл!»
Поэзия того времени потеряла свою древнюю основу, утратила свои украшения и образы, превратившись в сухую форму.
Поэтам давали указание ехать в «казахские степи» и создавать произведения о людях, озеленяющих эти степи. Писателям приказывали писать о мелиорации Вахшской долины.
Конечно, талантливые поэты и писатели даже из таких искусственных тем создавали хорошие произведения для своих читателей, но, как бы то ни было, трудно надеяться на долгую жизнь поэзии и прозы, написанных по партийным указаниям. Исключением являются исторические произведения, такие как хроники, переводы и подобные, созданные по приказам эмиров и министров.
Следует отметить, что не вся поэзия того времени была сухой и бездушной, но в целом её можно оценить одинаково. Например, если вы прочитаете полное собрание стихов Сухайли Джавхаризода — сына великого поэта Джавхарии Истаравшани, изданное в советское время, вы, возможно, не найдёте ни одной запоминающейся строки. Во всяком случае, я не нашел.
Прорыв и спасение персидско-таджикской поэзии от этих искусственных рамок, хотя и не были достигнуты самим великим учителем Лоиком Шерали, но были закреплены и завершены в его выдающейся поэзии.
Да, до великого учителя Лоика в литературе того времени был поэт, как Аминджон Шукури. Аминджон Шукури, насколько это позволяли его способности и талант, проложил новую тропу, и его поэзия оказала влияние на молодых поэтов, которые пришли после него.
Затем пришел молодой Лоик Шерали, и с его приходом облик и влияние других поэтов быстро поблекли.
Поэзия этого поэта была свежей, он привнес в неё дыхание классической поэзии на живом языке, с множеством новых слов, которые не встречались в стихах других поэтов. Прорыв великого учителя Лоика исходил из его собственного бунтарского духа, то есть он создавал его естественно, не намереваясь и не будучи наставленным, словно он был рожден для выполнения именно этой миссии. И произошло это через тысячу лет после великого учителя Рудаки!
“Ойина”: — Говорят, что до Лоика ни одно стихотворение молодого поэта не публиковалось без значительной редакции, но для Лоика делали много «исключений». Например, требованием для вступления в Союз писателей была публикация хотя бы одного сборника стихов или прозы, но Лоика Шерали приняли в этот союз всего с тремя стихотворениями. Хотелось бы узнать ваше мнение о том, на каком уровне были вес, смысл, содержание и поэтическая проницательность Лоика, чтобы его так признали?
И. Назар: — По моему мнению, «редакция» не касалась политических взглядов, а была сосредоточена на улучшении качества стихов и прозы. Ведь в стихах того времени трудно было уловить дух бунта — бунта против советской системы. В прозе элементы бунта встречались чаще. В любом случае, элементы бунта начали проявляться в стихах и прозе после 60-х годов 20-го века.
«Исключения» делались не только для молодого Лоика. Эти исключения также применялись к поэтам, таким как Кутби Саркаш и другим. И эти исключения делались не из-за слабости их стихов, а скорее из-за их бунтарства, непокорности и нарушения правил.
Великие учителя, такие как Турсунзаде, Рахимзаде, Миршакар и Каноат, старались скрыть «грехи» этого поколения, чтобы они не были разрушены системой.
Эти «исключения» делались из-за их таланта, который должен был заполнить пустоту и поднять новую советскую таджикскую литературу на вершину.
На самом деле, веру и убежденность своих учителей это поколение не предало, и они смогли вознести таджикскую поэзию и прозу на вершину и завоевать вечную славу для себя.
Принятие в Союз писателей такого молодого поэта, как Лоик, чья слава, как буря, охватила литературное и социальное окружение, было «нарушением закона» великим учителем Турсунзаде, противоречащим уставу Союза писателей. После того как молодой Лоик прочитал своё стихотворение «К моей матери», он был выдвинут в члены Союза писателей.
На самом деле, стихотворение «К моей матери» в то время (да и сейчас тоже!) было дороже сотен сборников стихов, оно было новым, с глубоким смыслом и нежной душой! Признание настоящей жемчужины сыграло свою роль. Возможно, жемчужины можно найти везде, но настоящего знатока жемчуга найти трудно…
"Ойина": — В эпоху Лоика иранский поэт Алиреза Казва критиковал поэзию таджикских поэтов, и его критика вызвала множество замечаний. Лоик Шерали частично признал обоснованность этих замечаний в отношении некоторых таджикских поэтов, но в некоторых случаях он считал критику Казвы непрофессиональной и предвзятой. Хотелось бы узнать ваше мнение по этому поводу, а также о состоянии и содержании современной таджикской поэзии...
И. Назар: — В одном предложении скажу: сборник, который Алиреза Казва собрал и опубликовал, был абсолютно правдив в своей оценке, поскольку у него не было доступа ни к чему, кроме тех стихов и тех поэтов! В этом сборнике представлены люди, называемые «поэтами», о которых не только Казва, но и литературное сообщество Таджикистана слышало и читало впервые...
Однако Казва справедливо оценил поэзию таких истинных поэтов, как великий учитель Лоик и его современники и соратники.
Следует отметить, что выбор тем в таджикской поэзии очень хорош, но их раскрытие в стихах — это отдельный вопрос.
Конечно, наша современная поэзия значительно продвинулась. Её авторы знакомы с персидской письменностью, а даже если не знакомы, они прочли множество стихов своих соотечественников, написанных этим шрифтом, и извлекли из них пользу. Но то, что удерживает эту поэзию на месте, — это повторение тем, избитая любовная лирика, частое подражание поэтам-соотечественникам, и что ещё хуже, отсутствие стихов, которые побуждали бы читателя к размышлениям и исследованиям!
Поэзия предназначена не только для музыки и певцов, у неё есть и другие великие миссии. Одна из миссий поэзии — заставить читателя задуматься. Ещё одна слабость нашей поэзии заключается в том, что она лишена социальных проблем и общественного резонанса. Наши поэты пишут стихи о гибели мусульман в Майами, Палестине, Сирии или Ираке, но у них не хватает смелости, чтобы выразить проблемы своей собственной страны.
А если они и пишут, то откладывают их «на потом» в свои архивы...
"Ойина": — Почему Муъмин Каноат, Лоик Шерали, Бозор Собир и несколько других поэтов упоминаются как поэты, которые возродили национальное самосознание? Чем, по вашему мнению, национальное самосознание, о котором говорил Лоик, отличается от того, что описывают его современники или нынешние поэты?
И. Назар: — Чтобы быть носителем национального самосознания, будь то поэт, писатель, учитель или лидер, человек должен глубоко знать возможности и богатство своего родного языка. Уровень знания языка и истории наших писателей можно определить по их произведениям.
Великие люди, которых вы упомянули, были не просто поэтами, они были хранителями великого и бесконечного сокровища своего родного языка, знатоками и мыслителями. Они умели сравнивать мировые проблемы с проблемами своей страны, обдумывали их и влияли на них, и это отражалось в их стихах.
Социальные проблемы, с которыми сталкивались эти поэты, были серьёзнее, чем нынешние проблемы нашего общества. Они стояли перед лицом якобы непобедимой империи, перед безопасностью страны, которая следила за каждым твоим вдохом!
Они также знали, что играют своими жизнями, но были призваны, их голос естественно становился громче. Именно поэтому они вынесли обсуждение родного языка из тайных собраний и разговоров за столами на страницы газет и разожгли его огонь в своей поэзии.
В вопросе родного языка бесспорным знаменосцем и лидером среди борющихся поэтов был великий учитель Лоик! Затем встал вопрос о спасении исторических городов и великих культурных и исторических личностей от вторжения пантюркизма. В этом вопросе также великий учитель Каноат и его современники Лоик, Бозор, Гулрухсор и Гулназар написали такие стихи, что с тех пор никто не смог сказать ничего нового или добавить что-то к этим темам.
Если мы говорим о Самарканде и Бухаре, если говорим о проблемах имени языка или его состоянии и положении, если говорим о великом Сино, Низами, Мавлоно или... всё это уже было сказано ими! Проблемы языка они смогли частично решить своей смелостью, но мы снова загнали их в более глубокую яму, а наши поэты, в отличие от них, уклонились от борьбы и отвергли истинное имя языка на его родине!
Проблемы Самарканда и Бухары, проблемы исторических личностей и вторжения и посягательства чужаков всё ещё продолжаются, мы не можем сказать ничего нового и сделали себя более жалкими, чем мы есть на самом деле.
Наша современная поэзия не смотрит в открытые горизонты, а, как шелкопряд, продолжает замыкаться в коконе своих собственных слов, делая их всё более и более ограниченными, ограничивая свой язык и свою историю. Поэт, который стремится к званиям, хочет понравиться чиновникам, боится вызвать гнев властей... одним словом, хочет быть безвредным и незаметным, не может называться поэтом.
Поэт должен сначала сам проснуться, сначала открыть для себя дверь знаний, не быть скованным рифмой и метром, сначала изучить историю, культуру и язык своего народа, и только тогда он сможет зажечь свет в глазах, мозге и душе своих соотечественников.
"Ойина": — Насколько сегодняшние таджики осознали ту гордость и национальное сознание, которые можно извлечь из содержания стихов Лоика, и насколько мы приблизились к этим целям?
И. Назар: — Если бы современный читатель действительно осознал ту национальную гордость, то национальное сознание и боль поэта, о которых он писал, его мышление не было бы таким, каким вы видите его в дискуссиях в социальных сетях, в его письмах и действиях.
Мы до сих пор не осознали величие нашего Лоика.
"Ойина": — Кажется, что многие поэты и литературные и культурные деятели нашего общества делают вид, что следуют за Лоиком и восхваляют национальные ценности, но в некоторых случаях незнание великих стихов или поверхностное понимание этих тем делает эти восхваления пустыми. Как вы оцениваете такой подход?
И. Назар: — Пустая гордость давно захватила наше общество. Настоящая гордость рождается из глубоких знаний, смелости, а затем из стремления к будущему с полными чемоданами.
"Ойина": — Одной из заслуг Лоика было то, что он познакомил таджиков с самими собой. Это значит национальное самосознание, и насколько мы как нация достигли этого самосознания после двадцати с лишним лет после его смерти?
И. Назар: — Национальное самосознание, о котором сейчас так много говорят, в основном связано с ограничением как себя, так и других. Национальное самосознание имеет гораздо более широкий смысл, чем мы думаем.
Посмотрите, мы начинаем историю своей нации с Сомонидов и обрезаем всё, что было до них! Разве мы не существовали до Сомонидов?
Мы отрезали наш язык от его мощного ствола и утверждаем, что говорим на языке Рудаки, Фирдоуси, Мавлоно... Лоика, Бозора, Гулрухсор. Однако мы признали, что этот язык не называется персидским. Мы дали ему новое имя.
Мы не признаём его оригинальный алфавит. Мы не признаём наших соотечественников и соотечественников по языку. Мы не способны терпеть мнение других. Сколько сейчас ферганцев, бухарцев, самаркандцев, термезцев или нескольких хоросанцев и иранцев работают в наших министерствах и университетах? Есть ли у нас представители из этих городов и земель, на которые мы претендуем, в нашем правительстве? Нет! Мы выгнали их всех, назвав их «узбеками», не так ли?
«Национальное самосознание» после великих Лоика, Каноата, Бозора и Гулрухсор превратилось в самоограничение, и ничего больше.
"Ойина": — Если обратиться к словам Шарифа Рахимзоды, бывшего министра экономики и бывшего председателя Национального банка, то можно сказать, что мы, таджики, слишком увлеклись поэзией и стали уделять меньше внимания точным наукам, что и привело к нашему отставанию. Есть и другие люди, которые поддерживают эту точку зрения. Другие же считают, что литература в целом играет особую роль в формировании интеллекта человека. Поэтому хотелось бы узнать ваше мнение о месте литературы в формировании интеллекта...
И. Назар: — Можно продолжать этот спор годами, но какой в этом смысл?
Представим, что никто больше не пишет стихи — станут ли тогда лучше развиваться математика, химия, физика, астрономия, геометрия...?
С другой стороны, разве таджикская поэзия препятствует развитию точных наук? Разве задачей поэта является создание космического корабля или велосипеда, или выполнение работы, которую делает учёный или изобретатель?
Конечно, поэт может быть математиком, врачом, водителем. У нас есть много поэтов, которые являются учёными в области медицины.
Это проблема образования и общества, которые не выявляют таланты в различных областях и не стараются их развивать.
На мой взгляд, нельзя называть поэзию "опиумом", как религию, обвиняя её в наших неудачах и неспособности справиться с проблемами. Каждый талант должен быть поддержан государством, будь то поэт, математик, художник или учитель.
"Ойина": — Почему социальная поэзия стала менее распространённой по сравнению с прошлыми годами? Или у вас другое мнение?
И. Назар: — Как я уже говорил, социальную поэзию пишет тот поэт, который ощущает все боли общества, словно землетрясение в своём сердце, который имеет смелость не приносить поэзию в жертву восхвалениям и не считает своей главной задачей быть певцом на праздниках и собраниях. Социальная поэзия, которую иногда называют "поэзией дня", — это не та поэзия, которая, как можно было бы подумать, долго живёт. Например, газель "Канал пришёл" со временем утратила свою первоначальную свежесть, но газель "Разрушенная Родина" борца Лохути будет дышать и кричать до тех пор, пока Родина будет находиться в беде.
И вот, отвечая на ваш вопрос, задам вопрос сам: Сколько социальной поэзии мы написали за последние 30 лет, что можем считать её уменьшившейся?
"Ойина": — Какое у вас впечатление от Лоика Шерали и его роли в современной таджикской поэзии, что он сказал, почему сказал, кому сказал и насколько это было убедительно?
И. Назар: — Для более глубокого и точного понимания великого Лоика я рекомендую читателям работу Гулназарова "Лоик, как Лоик".
Великий учитель Лоик всегда обращался к народу, и сам поэт был воплощением народного духа. Поэт, который в советском обществе использовал запретные слова, говорил о культуре и истории, которые были запрещены и преданы забвению. Поэт, который в своих стихах, в использовании слов, в сохранении языка, в рубаи и двустишиях, в социальной и политической поэзии сделал то, что его современники не могли сделать на том же уровне.